В конце концов он получил свое и понял, что готов принести в жертву все что угодно ради любимой. Даже дружбу с Грегом.
И за прошедшие с тех пор годы все осталось по-прежнему. Он не пожалел бы ничего ради любви этой женщины.
Сообразив, что она ждет, он подхватил сумку и тут же услышал смех Дорис.
— Ты мошенник. Не думай, что я не видела эту кепку, которую ты так старательно упрятал.
Он посмотрел на нее невинным взглядом.
— А что ты имеешь против бейсбольных кепок?
— Ничего, но я против этой грязной, потерявшей форму, рваной вещицы, которой место только на помойке. Дома у нее есть новые кепки, но она предпочитает эту.
— Наверное, она чем-то ей дорога. — Как оставшийся от отца ножик или когда-то подаренная ему Дорис книжка. Как ее стеганое одеяло, наконец, с которым связаны самые сладкие воспоминания. — Ты же сама напомнила о своем талисмане. Значит, и у тебя есть что-то свое, памятное, заветное.
На секунду задумавшись, она решительно покачала головой.
— Нет. Самое заветное в моей жизни это Кэт.
Когда он закрывал крышку багажника, его внимание привлекло какое-то движение в конце тщательно подстриженного газона. По нему прыгала Кэт, с веранды спускались ее бабушка и дедушка, в двойных дверях застыли две молодые женщины — сестры Дорис? Итак, на встречу вышло все семейство. Ему еще повезло, решил он, что в подкрепление не было вызвано семейство Тейлоров.
— Знаешь, — тихо произнес Тед, — я могу подождать здесь, пока ты с ними поговоришь.
Дорис проследила за его взглядом.
— Трусишка, — ухмыльнулась она. — От моей семейки так легко не отделаться. Они могут подойти и сюда, на подъездную дорожку заговорят тебя не хуже, чем в доме. Пошли.
Когда они ступили на пешеходную тропинку, она добавила:
— Кстати, Тед, я говорила тебе, что даже тогда, когда ходила на свидания, не познакомила ни одного из мужчин со своими?
Это должно было означать только одно: ее родители воспримут его появление здесь как нечто необычное. Нечто знаменательное. Черт, он на это и надеется. Всю свою жизнь только и ждал чего-то знаменательного, чего-то большего, чем три коротких часа с Дорис.
— Нет, не говорила.
Она одарила его самой обаятельной улыбкой.
— Тогда считай, что я тебя предостерегла.
Ее отец был дружелюбен, сестры Кэрол и Софи — откровенно кокетливыми, а мать — вежливой. Вежливость же Элизы Джеймсон — Дорис знала это по своему опыту — не предвещала ничего хорошего. Матери понадобилось несколько минут, чтобы присмотреться к гостю, после чего она заманила дочь на кухню под нехитрым предлогом приготовления чая. Дорис использовала отпущенные минуты, чтобы подготовиться к вопросам матери, но оказалась не готова к ним.
— Ладно, этот мужчина когда-то был лучшим другом Грега, — повторила Элиза слова дочери. — А что он значит для тебя?
— Он друг, — холодно ответила она.
— Он тебе нравится?
— Очень. Он чудесный человек.
— Но он действительно нравится тебе? Все же, Дори, ты позволяешь ему проводить время с Кэт, позволяешь ей называть его по имени. Как далеко у вас зашло?
— Мам, мне скоро тридцать, — Дорис не сумела скрыть свое раздражение. — И не допрашивай меня, я этого не заслуживаю. Не так часто я завожу знакомства с мужчинами, и всякий раз ты начинаешь подозревать меня Бог знает в чем.
Мать помолчала, наполняя стаканы льдом.
— Что-то мне не нравится, как он ведет себя с Кэт. Слишком уж он расположен к ней, если принять во внимание, что вы знакомы совсем недавно.
— Я знаю его уже десять лет — треть всей жизни!
— И мне не нравится, как он поглядывает на тебя.
Ах, мама, если бы ты знала, как он умеет поглядывать!
Дорис вспомнила тот момент, когда несвоевременное появление Кэт прервало разговор с Тедом на веранде ее дома. Он не отрывал от нее глаз. Ах, этот взгляд, от которого ей хотелось прильнуть к нему. А тут дочь — не могла подождать еще несколько минут…
— Дорис! — отвлек ее голос матери.
— Что, мам?
— Возьми, пожалуйста, стаканы. Я приготовлю поднос и салфет… — Женщина внезапно замерла, с изумлением уставившись на протянутую руку дочери. Нервно облизнув губы, Дорис взяла кувшин и начала разливать чай.
— Ты заложила кольцо?
— Нет, мама.
— Сдала в чистку или ремонт?
— Нет. Оно в моей шкатулке для драгоценностей, там и останется. Рука не самое подходящее место.
— Понятно. Итак, этот джентльмен вернулся домой после десяти лет отсутствия, и ты уже готова забыть о Греге.
На языке Дорис так и вертелось, что они с Тедом забыли о Греге за несколько месяцев до его гибели, и что это счастье для всех, ибо иначе не было бы Кэт. Но она сдержала себя и холодно проговорила:
— У этого джентльмена, мама, есть имя — Теодор. Если ты не можешь заставить себя называть его так, обращайся к нему "мистер Хэмфри" или "сержант артиллерии Хэмфри", а лучше вообще никак не называй. А теперь… Нам чаю не надо. Мы с Тедом возвращаемся домой.
Она успела дойти до двери, когда мать остановила ее, ошеломив вопросом:
— Дорис, ты спишь с ним?
Вытаращившись на родительницу, Дорис стояла как вкопанная. Поборов желание отделаться грубостью и, хлопнув дверью, уйти, она с достоинством ответила:
— Я достаточно взрослая, чтобы мне задавали подобные вопросы.
— Он живет в твоем доме? Остается у тебя на ночь? И все это на глазах у моей внучки?
Дорис нервно сплела пальцы, до хруста сжав их.
— Когда погиб Грег… — а Тед не вернулся ко мне, добавила она про себя… — я нашла поддержку у тебя с папой, у мистера и миссис Тейлор. Я очень нуждалась в вашей помощи. К несчастью, я забыла о том, что я взрослый человек, и вы не задумались об этом. Я позволила всем вам обращаться с собой, как с беспомощным ребенком, что вы и продолжаете делать. Вы все еще считаете, что имеете право принимать решения за меня и указывать, как мне жить.